Рауль Кансио: “Ди Стефано и Бернабеу помирились внезапно на рассвете. Меня тогда трясло от страха”

Легендарный фотограф-мадридист Рауль Кансио рассказывает о «Мадриде шести кубков чемпионов», о Хенто («один латераль мне рассказывал, что никогда не видел его лица»), о Хуанито («он всегда мысленно опережал всех на секунду»), Фернандо Мартине и о том, как он произвел революцию в спортивной фотографии: «Я в поиске не гола, а жеста».

После большинства имен, которые Рауль Кансио (Мадрид, 78 лет) называет в этом интервью, он добавляет: «Пусть покоится с миром». Он был дважды очень взволнован, когда рассказывал о своих друзьях, – Пако Хенто и Фернандо Мартине. Он пьет «драгоценный» вермут в воскресенье, 1 мая, в час дня в ресторане рядом с отделом новостей EL PAÍS, как он признается «газеты своей жизни». Свою карьеру фотожурналиста Кансио начал в 1963 году, в возрасте 20 лет в газете Pueblo.

Рауль Кансио – настоящая легенда испанской фотожурналистики, основатель «почти всего», как он говорит, в том числе школы журналистики EL PAÍS, также он профессор в университете. Его последнюю книгу — «Españoles…», первый из двух томов дополняет другая легенда пресс-фотографии, Мариса Флорес, своим томом «…Franco ha muerto». (прим. – «Españoles, Franco ha muerto» – “Испанцы, Франко мертв” – так в 1975 году объявили о смерти диктатора на испанском телевидении):

В этих двух книга более 400 изображений из истории Испании, многие из которых знаковые. Кансио также десятилетиями следил за «Реал Мадридом» — командой, в которой он был официальным фотографом.

Ниже я не только переведу интервью Рауля для El Pais (его берет известный вам благодаря нашим переводам Мануэль Жабойш), но и лучшие фотографии Рауля Кансио за многие годы его работы.

Вы говорите, что иногда мечты сбываются.

Моим кумиром всегда был 9 номер «Мадрида»: звали его Ди Стефано. Мы, дети, приходили на северную трибуну «Бернабеу» за час до игры, чтобы встать в первом ряду: там тогда не было перил, не было забора, не было ямы, вообще ничего. Мы стояли в двух метрах от поля и ждали, когда один из игроков подойдет к нам, чтобы схватить его.

О, вы зашли слишком далеко.

А мы не давали им упасть. Как-то раз поле было мокрым, шел дождь, и мне очень повезло, что Альфредо Ди Стефано, подойдя, поскользнулся. Я остановил его, схватив руками. 9 номер, о котором я мечтал, был передо мной, великий. Неделю не мыл руки. Альфредо был Богом.

Каким он был на поле?

Как собака. Как на улице. У него был сложный, очень сильный характер. Командовал всегда он. Дело не в том, что он командовал своей командой: он командовал всей игрой. Он был властелином, хозяином всего: мяч был его. А кто не бегал – отправлялся на улицу.

Хенто

Однажды один правый латераль сказал мне, что никогда не видел лица Хенто, только знаком с его номером. На поле я видел только «11». Были тогда игроки и более техничные. Например, Энрике Кольяр из «Атлетико». Но у них не было той звериной силы. Эктор Риаль и Ди Стефано сделали Пако [Хенто] футболистом. Он очень сильно бил по воротам. Несколько ударов левой ногой, и всё, конец.

Вы работали в отделе спорта в газете Pueblo.

Это были времена, когда редакторы и начальники отдела спорта хотели видеть на фотографиях мяч, гол, а еще табло в придачу и чтобы там еще уместилась мать, которая меня родила. А я так не делал. Я же искал жест, движение, эмоцию.

Почему?

Потому что сеньор, который был главным редактором Pueblo, очень известный потом по работе в El País, звали его Хуан Луис Себриан, приобнял меня как-то и сказал: “Раулито, сделай для меня футбол с человеческим лицом”. Так что может я и не снимал голы, но дарил моменты крика, плача, боли, отчаяния, удовлетворения и безумия.

Например?

Седьмой Кубок чемпионов по баскетболу. На фото тренер, Педро Феррандис. Монсалве сделал решающий бросок. И я бросился на пол и начал снимать. Я не мог поверить своим глазам: Педро Феррандис, невысокий человек, прыгал практически вровень вместе с Клиффордом Луйком, который был 2 метра ростом. Это был невероятный прыжок, прыжок радости.

Вы также автор другого легендарного фото. На котором Хуанито празднует гол, его руки подняты вверх и широко раскинуты, вратарь Динамо Киев в это время на фоне ногами к верху. Что забавно, это фото стало символом эпохи, но было сделано всего лишь в матче на Трофео Бернабеу, в котором Мадрид к тому же проиграл. И все же вы это запечатлели.

Понятия не имею как я это сделал. Я был на боковой линии и сделал снимок. Получился идеальный кадр. Хуана я любил как сына. Целовал его голову, а она у него была золотая. Было мало таких футболистов, как он. Была одна красивая фраза Сантильяны о нем. Когда Хуанито ругался с ним, потому что Сантияльна не бил после навесов Хуанито, Сантияльна сказал: “Это потому, что ты думаешь на секунду быстрее меня“. Чтобы бить головой, Сантильяне надо было думать на две секунды быстрее, иначе мяч бы пролетал мимо.

Фото Пятерки Буитре – самое обычное. Историческим его делают только те, кто на нем изображен

Пятерка Буитре

Самое крутое фото. С Хулио Сезаром Иглесиасом, журналистом из EL PAÍS, который и окрестил их как Пятерку Буитре. Он говорит мне: «Раулито, поехали в Сьюдад-Депортива, потому что там есть группа из Амансиевской Кастильи, и мы ее сфотографируем». Мы делаем это, и на следующий год пятеро из тех, что на фото, — это пятеро игроков первой команды. Посмотрите: это совершенно обычное фото. Что делает его замечательным, так это то, что пятеро изображенных на нем делают его историческим.

Какой была ваша первая значительная фотография?

Я сделал ее на Метрополитано, она появилась в Pueblo на шесть колонок. Это был матч сборной Испании Пако Хенто в прыжке потянул пах. Соко смотрит и еще двое, по-моему, из Северной Ирландии. А Пако не может продолжать игру, потому он рвет и мечет. Вы знаете, что сделали что-то хорошо, если коллега говорит вам: «Какую классную фотографию вы сделали, и как мы злимся за то, что мы не сделали ее сами». Есть еще фотография Чопо Ирибара, очень известная, на которой он вне зоны фокуса и на фоне публика и там всех можно различить.

Как вы ее сделали?

Камерой Novoflex с 240 mm объективом. Я понимаю, что это фото работает, потому что это работает для спортивного редактора и для редактора газеты. Если нет, они могли бы попросить меня, как тогда просили, о воротах и мяче. У меня был партнер, великий фотограф, Альфредо Бенито. У него были дома все возможные мячи. Чтобы поместить мяч на фото, если его там не было. Альфредо был гением, если у него было красивое фото растянувшегося вратаря, но без мяча, он добавлял туда мяч, используя созданный им шаблон. Он тогда умел делать такое, что было сложно по тем временам. Он даже мог отредактировать положение мяча. Однажды я сказал ему: “Но я помню, что гол был забит низом! А у тебя он залетает в девятку!”

Ди Стефано и Бернабеу злились друг на друга и не разговаривали много лет. Именно вы это исправили.

Я был свидетелем того, как они помирились. Неожиданно, на рассвете. Я поехал с Рафаэлем Маричаларом, посмотреть как Ди Стефано тренирует «Эльче» (прим. realmadrid.one – значит это 1967 год, первый клуб, который Ди Стефано тренировал. Через три года после его ухода из Мадрида. О причинах вы можете прочитать тут). Мы обнаружили его в отеле, ужинающим в полном одиночестве. Он нас увидел и обрадовался. После ужина, мы пьем кофе, и Рафаэль вдруг выпалил: «Альфредо, мы собираемся поехать повидать дона Сантьяго, он сейчас в Санта-Пола. Поедешь с нами передать ему привет?». Это молчание Альфредо, этот взгляд, как будто он собирается бить пенальти. Он уставился на нас этой своей «темной» стороной характера, всё, сейчас буду бить; По центру и вверх. И вдруг внезапно выпалил: «А давай!». 

 И как все прошло? 

Ну мы приехали. Ночь. Все закрыто. Стучимся в дверь. Я в тылу, на случай, если придется бежать. А Сантьяго Бернабеу нам открывает в рыбацком фартуке. Тишина. Рафаэль Маричалар говорит: «Дон Сантьяго, мы приехали к вам пропустить по стаканчику». Снова тишина. Альфредо был с характером, Бернабеу не знал, что это наша идея. Да еще в такое время. Меня всего трясло от страха. А потом Бернабеу говорит: «Входите». Мы зашли. Просидели до четырех. Говорили и говорили. Они попрощались обнявшись. Когда мы вышли и сели в машину, то посмотрели на небольшой пирс и увидели название его лодки: «La Saeta Rubia».

Какую фотографию вы бы никогда не хотели сделать?

Однажды в декабре 1989 года я ехал по трассе М-30 до “Висенте Кальдерон” и остановился, потому что увидел ужасное дорожно-транспортное происшествие. Я сфотографировал жертву, я ее не узнал. Я убрал камеру и пошел на стадион «Атлетико». Приехав, я сказал своим товарищам: «Я чуть опоздал, потому что произошла авария, в которой, я думаю, есть погибший». Я позвонил в газету, чтобы попросить место в хронике Local. Началась игра, и тут ко мне подходит Хайме Пато из ABC. “Кансио! Кансио! Этот погибший – это твой друг Фернандо Мартин”. За неделю до этого мы обедали вместе. 36 фотографий сделал, и я до сих пор не могу объяснить, почему я его не узнал, наверное, потому, что было немыслимо, он был кем-то настолько близким.

Как вы поступили?

Я пошел в фотолабораторию. И когда я увидел фотографии, я пошел к заместителю директора, Хесусу Себерио. Я сказал ему: «Хесус, Фернандо Мартин попал в аварию». Публикацию отправили в другую газету. Это история, которую я никогда не хотел бы пережить снова.

С кем вы нарушили протокол и сфотографировались сами?

С Альфредо Ди Стефано, Картье-Брессоном и Полом Ньюманом.

Пол Ньюман!

Это было интервью с Тико Мединой на Бродвее. Он и его жена играли в пьесе. Он назначил нам встречу. Маруха Диас также пришла. Я сделал фотографии с помощью Rolleiflex. Она была в халате и в гриме для спектакля. И я сказал: «Я не пропущу этого, я сделаю с ним еще одно фото».

Чтобы выяснить кто из вас красивее…

Нет, нет, красивее точно был он. Я это понял, потому что меня вырезали из фото: оставили голубоглазого.

Что вы делали в Нью-Йорке?

Начинал карьеру. Я был специальным посланником на Всемирной выставке 1964 г. Я делал доклад для Мадридского городского совета, и человек, Антонио Корес, подошел и тронул меня за плечо. “Что ему надо?”. А он говорит: «Вы бы поехали в Нью-Йорк на шесть-девять месяцев? Мы дадим вам оборудование. И заплатим 600 долларов». Я продолжал смотреть на него и сказал: «Если это шутка, то я тебя ударю». Он говорит: «Это не шутка. Приходите завтра на Калье Инфантас, номер такой-то, чтобы примерить костюмы и рубашки. О, и возьми свой паспорт». Мне сделали мерку синего костюма из альпаки, рубашки, брюк. И паспорт я дал, чтобы они могли сделать мне визу. И конверт. Так я впервые увидел доллары.

О чем вы подумали тогда?

Я видел их только у Хамфри Богарта в кино. Когда я взял доллары в руки, я понял, что они звучат: они шумят. Шум денег. Я вернулся домой и сказал маме, что собираюсь жить в Нью-Йорке. Она мне сказала: «Ты что уже пьян? Всего четыре часа дня». Я там многому научился. Я работал с лучшими фотографами из The New York Times, из Life…

Чему вы учились у лучших?

Смотреть, это труднее всего. Ты сто раз проходишь по улице, смотришь на нее и говоришь: как красиво. Но наступает момент, когда ты вдруг говоришь: нет, черт возьми, пока не сделаю фото. Теперь ты так видишь улицу. Щелк и пошел дальше.

Как вы учились?

Научиться фотографии можно благодаря мастерству и удаче: увидеть больше других. Как с револьвером. «Ты стреляешь очень хорошо, но тот парень стреляет лучше, потому что он быстрее достает пистолет».

Личное любопытство: Сальвадор Дали. Вы сделали его всемирно известную фотографию.

Это он сфотографировался для меня. Это было в отеле «Палас». Затем мы отправились с Дель Посо в Кадакес, чтобы сделать репортаж. Он много раз широко открывал глаза, жестикулировал. Так что фотографии были сделаны им. Эта фотография была хорошей. Историческая, во всех смыслах.

Интервьюер Мануэль Жабойш, май 2022, El Pais

То, что отношение прессы к футболистам изменилось, подтверждается этой фотографией Пирри в 1981 году, во время его последнего матча на «Бернабеу». После игры Рауль Кансио смог войти в раздевалку и сделать это фото, на котором Пирри все еще тронут полученными аплодисментами.

«Я открыл дверь раздевалки, а там был он; один, все еще взволнованный. Я сделал шесть фотографий, поцеловал его и тихо ушел».

У Рауля Кансио было особое отношение к футболистам. «Ди Стефано и я были большими друзьями, мы обедали не раз, хотя я должен сказать, что всегда платил я. Также мы виделись с Уго Санчесом, Рамоном Гроссо, Амансио и Кубалой, с которым я пил вермут. Сейчас нельзя так относиться к футболистам, они обожествлены, ходят с телохранителями, больше заботятся о прическе и татуировках, чем о тренировках. Спортивная пресса больше осведомлена о новой прическе Криштиану, чем о приезде чемпиона Европы по фигурном катанию в Барахас».

Кансио начал работать в газете «Пуэбло» в 1963 году, проработал там 17 лет. В 1980 году он присоединился к EL PAÍS. Также он был основателем журнала Don Balón и заместителем директора Diario As в период с 1996 по 1998 год, а затем присоединился к EL PAÍS в качестве главного редактора воскресных приложений.