В каждой компании друзей существуют определенные роли. Всегда есть тот, чьим именем эта компания названа, он нравится учителям и родителям, всегда улыбается, постоянно с мячом с детства, и он первый, у кого появляется машина в 18 лет. Это Бутрагеньо. Есть красавчик, иногда даже чересчур, половина школы говорит, что его ненавидит, хотя на самом деле каждый втайне мечтает или побить его, или подружиться с ним. Это Мичел. Есть серьезный парень, на людях очень осторожный, но при своих, если говорит, все его слушают. Это Санчис. И лишь затем, на шаг позади остальных, стоит парень, который в школе был незаметен, пока однажды здравый смысл не возобладал и вы вдруг слышите, как кто-то говорит…
А лучшим был Мартин Васкес…
(Смеется) Да нет, что ты, нет. К счастью, все мы были очень хороши. Да и это же дело вкуса, у каждого из нас была своя аудитория. В моем случае было сказано, что я был самым техничным из Пятерки Буитре. Это вероятно и делало нашу группу особенной, у каждого были разные, но взаимодополняемые качества, мы не отнимали хлеб друг друга, и это позволило всем нам блистать, и помогать блистать всем остальным, потому что мы были на одной волне. Это и было одним из величайших достоинств Пятерки.
Итак, если Бутрагеньо был иконой; Мичел – бунтарем, и Санчис боссом. Какова была ваша роль в этом фильме?
Застенчивый. Я ясно представлял себе свою роль: играл за «Реал Мадрид» и из-за своего понимания игры ставил коллективное выше личного. Меня заботила внутренняя оценка, а не внешняя, и, возможно, это в купе с моим интровертным типом характера повлияло, что вне команды меня не так ценили. Я не особо стремился продавать себя и, кроме того, больше заботился о полезном, чем о зрелищном.
Тем не менее, сомневаюсь, что кто-то считает, что у Пятерки есть более зрелищный сезон, чем ваш 1989/90, когда вы забили 107 голов в Ла Лиге с Тошаком во главе.
Тот сезон был сумасшедшим, но он был коллективным безумием. В чем была разница для меня лично? В голах. Я забил 14, и это изменило восприятие остальных. Таков футбол. Что касается передач и уровня игры, то в том сезоне я сделал ровно то же, что и в предыдущие, но люди смотрят только на голы. Кроме того, начались споры о том, продлевать мне контракт или нет, потому обо мне говорили гораздо больше, чем обычно, но не думаю, что я играл намного лучше, чем в другие годы. Я никогда не придавал особого значения голам.
Ни голам, ни, как мне показалось, тому, что о Вас говорили некоторые…
Не то чтобы мне было все равно, что говорят, но я не был футболистом, которого можно было бы использовать таким образом. Мой случай напоминает мне случай Бензема. Футболист, как правило, в первую очередь думает о себе, и часто ставит свои интересы выше коллектива. В моем случае этого не было. Я пожертвовал собой ради команды, потому что для меня это была не жертва, а мой способ понимания футбола. Я знал, что если сделаю так, пас не получу, но это облегчит партнёру по команде задачу забить гол. Как же, зная это, я не сделал бы так? Когда Бензема был в тени Криштиану, он прекрасно это понимал и жертвовал своим блеском, чтобы сделать все возможное для команды, несмотря на то, что многие критиковали его за то, что он не забивает. Теперь он обязан забивать голы и забивает. Дело не в том, что он не мог раньше, а в том, что он взял на себя еще одну миссию для общего блага. Ключ в том, чтобы получать удовольствие от выполнения этой работы, даже если она не дает вам результатов в достижении цели. Мне понравилось.
Когда его еще осуждали, Бензема сказал фразу, все подчеркивающую: «Я играю для людей, которые разбираются в футболе».
Точно. Нам всем нравится, когда нас узнают и хвалят, но есть люди, у которых гораздо более выражено эго. Мне не нужно было появляться в газетах, как многим футболистам, которые если не для работы, то для себя стремятся появляться там. Я заботился о том, чтобы попасть в СМИ только в том случае, если это было связано с отличным выступлением, остальное было шумом, который мне не нравился.
Рафаэль Мартин Васкес (Мадрид, 1965), самый молодой из Пятерки Буитре. Его карьера должна было стать блестящей, в свои 18 лет он уже был в первой команде «Реала», где провел 356 матчей в два этапа (1983-90 и 1992-95). Он также играл в “Торино”, “Олимпике Марсель, “Депортиво” Селайе и “Карлсруэ”, но его карьера во многом определяется тем, что произошло в Мадриде, где его футбол не всегда понимали, а сам он никогда не забывал улицу. «Именно там я учился, сначала в Алуче, а затем в Посуэло, как и любой ребенок моего времени. Это дало моей игре воображение, свободу и дух веселья, которые я всегда поддерживал. Футбол больше не такой, ужасно, но это так”.
Футбол больше не является уличным.
Дети больше не играют на улице в футбол, и это повлияло на сам футбол. Мы играли в четыре разные игры одновременно на одном и том же поле во дворе, или на небольшой площадке с деревьями посередине. Это дает мастерство, скорость, смекалку… Талант! Это исчезло, но общество движется вперед, и с этим нельзя бороться. С чем можно и нужно бороться, так это с высокоорганизованной моделью академий и кантер, которая действует в настоящее время и в которой тренеры, пленники тактики, ограничивают свободу самовыражения детей. Это очень серьезная ошибка. Если отсечь вдохновение футболиста в детстве, те достоинства, которые у него могли бы быть, исчезнут. Вы препятствуете появлению разных игроков, и мы видим это в большинстве современных матчей: роботизация, футболисты, выкроены по одному шаблону.
Вы рано обнаружили, что у вас есть особый талант?
Я не был дураком, я понимал, что играю лучше многих, но не слишком в это верил. Мне потребовалось много времени, чтобы серьезно относиться к футболу, как к чему-то большему, чем просто хобби. Я играл для публики, а не для себя, и пронес это через всю свою карьеру. Мне всегда нравилось радовать и веселить. И когда я отправлялся на любой турнир, моей целью было стать лучшим игроком, но никак не лучшим бомбардиром, что я, конечно, мог бы сделать. В этом разница.
В Мадрид вы попали благодаря упрямству.
Я пробовал первый раз, но у меня не вышло. Когда мне было семь или восемь лет, я спал с мячом в постели и доставлял отцу много хлопот, чтобы он только взял меня на пробы в «Мадрид». Он сдался, и мы отправились на «Бернабеу», но мне сказали, что я еще слишком мал и я не смогу туда попасть еще два или три года. Я ужасно расстроился, но потом в Эсколапиосе выделился. Когда мне было 11 лет, меня выбрали для прохождения отбора в сборную Кастилии и взяли. Тренером был тренер «Мадрида» Хосе Луис Лаборда, и он сказал мне, что хотел бы, чтобы я поехал с ними. Вот так я попал туда, когда уже и не думал о таком.
После чего всё пошло очень быстро.
Да, уже в юношеском возрасте меня отправили на предсезонку в «Кастилью», Амансио был качестве тренера. Я повредил лодыжку, как только предсезонка началась, и, поскольку нас было много, Амансио хотел отправить меня домой, но физиотерапевт убедил его, что я быстро поправлюсь, и он позволил мне остаться. Я считал само собой разумеющимся, что по окончании предсезонки вернусь в молодежную команду, но неожиданностью стало то, что я оказался в стартовом составе Кастильи. Мне было 17 лет, и тогда всё началось. Та «Кастилия» стала очень сильна, мы выбили «Валенсию» и «Бетис» в Кубке, а в декабре я дебютировал в первой команде. Это было безумно.
В тот год Пятерка стала социальным явлением, как никакое другое в испанском футболе.
Мы были больше, чем футболисты, мы были спортивным выражением тех изменений, которые происходили в испанском обществе. Все сошлось, и это были замечательные времена. В любом случае, не обошлось без удачи. Конечно, мы были хороши, но должен произойти ряд обстоятельств, чтобы все шло своим чередом, и мы были в нужном месте в нужное время. «Мадрид» переживал не лучший момент, проиграли пять финалов за один год, в основном составе было много травм, и им пришлось использовать молодежную команду. Абсолютно всё было на нашей стороне.
Вы помните, как вы познакомились с остальными?
С Маноло (Санчисом) я начал играть в инфантиле, когда пришел, и мы не расставались, пока я не уехал в Италию. Мигель (Пардеса) тоже был моего возраста, и вскоре мы встретились. Мне потребовалось больше времени, чтобы познакомиться со старшими или, скорее, с тем, чтобы они познакомились со мной, потому что мы все знали Мичела в Сьюдад-Депортива. Он был знаменитостью. Его признали лучшим игроком неофициального юношеского чемпионата мира, который проводился в Монако и он был абсолютным эталоном. Я следил за ним. Эмилио (Бутрагеньо) прибыл последним, с кем я познакомился, уже в Кастилье. Мы все очень быстро нашли общий язык.
Будучи таким интровертом, как вы справились с внезапной славой?
Я превратился из мальчика в мужчину буквально за несколько дней. Переход из раздевалки «Кастильи», где мы все были более или менее близки, в раздевалку первой команды «Реал Мадрида» в то время был потрясающим. Хуанито, Сантильяна, Гальего… Уважение, которое они внушали, было невероятным, а в те дни власть была совсем другой. Ты не открыл бы даже рот! Каким бы застенчивым я ни был, я ничего не говорил, пока они не подошли ко мне и не сказали, что я могу. Тогда это были фантастические люди. Хуанито, например. Он дал мне все. Они приняли нас необычайно, и им не нужно было ничего говорить, чтобы мы поняли, что такое Мадрид: их поведение было безупречным, они показывали нам пример.
У вас было время, чтобы насладиться Мадридом де ла Мовида, или вы были теми хорошими детьми?
Мы не были хорошими, но мы были очень сознательными. Конечно, мы были молоды, хотели повеселиться, но мы всегда четко представляли, что мы представляем, какой пример подаем, и мы очень заботились о своем имидже. Мы научились веселиться незаметно, зная, что всему свое время.
Вы первыми вместе с Санчисом попали в первую команду, но Вам же было труднее всего найти место. Почему?
Военная служба доставила мне много проблем после первого сезона. Пришлось вызваться добровольцем. Так как в клубе были связи, я думал, что смогу иногда вырываться на тренировку, но мне не повезло. Я пропустил предсезонку, а потом меня перевели. Как только приехали, сменили полковника: того, что любил футбол, а новому было наплевать. Я стал еще одним солдатом и провел пару месяцев без тренировок. Я помню некоторые маневры в Таранконе, когда мне приходилось стоять в защите, пока команда играла в Кубке УЕФА. Падали огромные капли дождя, и я целый вечер, прячась, пытался включить радио. Как бы то ни было… Я не мог завоевать себе место и провел два или три года, играя под номером 12. Я играл в одном матче, и, как бы хорошо я ни играл, я знал, что в следующее воскресенье я сяду на скамейку запасных. Психологически было тяжело, но это помогло мне стать взрослее. Хорошо это или плохо, но я пережил все перипетии футбола, в том числе и плохие: замены, травмы, сомнения… Это те уроки, которые я должен преподать сейчас как тренер.
Это была эпоха сценического страха и эпоха ремонтад. Почему Мадрид всегда делает то, что остальные считают невозможным?
Потому что в Мадриде мы знаем, что все возможно. Это нечто врожденное, что передается из поколения в поколение. Быть в «Мадриде» — это, прежде всего, не сдаваться. Вам это объяснят в первый же день. Когда все хотят победить тебя больше, чем кого-либо другого, ты вынужден всегда быть начеку и требовать от себя по-максимуму каждый день. В этом величие и такова реальность клуба. И это переносится на матчи: ты — «Реал Мадрид», и даже в самой ужасной ситуации ты выкладываешься по максимуму, потому что другого способа носить эту футболку нет. Были ремонтады до и после нас, нам надоело видеть, что «Мадрид» играет плохо, но вдруг они побеждают. Это не случайно, это влияние культуры.
Пять чемпионатов подряд, два Кубка УЕФА, но…
Мы не выиграли Кубок европейских чемпионов. Послушайте, это нас не преследует, это не травма. Мы заслужили победу, но не добились ее, и такие вещи случаются в футболе. Несмотря на это, мы являемся одним из самых любимых, запоминающихся и ценимых поколений в истории «Реал Мадрида». Конечно, Кубок Европы очень важен, а в этом клубе тем более, но то, что мы сделали, выходит за рамки титулов.
Говорили, что вы были слишком мягкими…
В этой стране, когда у кого-то получается, тебя распянут за малейшую оплошность. Требование играть на «Бернабеу» прекрасное, но в то же время очень жесткое. Это делает тебя зрелым, придает индивидуальность. Легко говорить, когда не знаешь тех, о ком говоришь, и мы всегда судим больше по словам, чем по делам. Так как мы были вежливы и спокойны, это приняли за бесхарактерность, но это ерунда. Никто не выигрывает все, что мы выиграли, будучи мягкими. Несомненно, у нас было много индивидуальности и зрелости. Если нет, то попасть туда и тем более из кантеры было бы невозможно.
Говоря о молодежной академии, несколько дней назад «Мадрид» впервые играл без испанцев в составе. Как на это смотрите вы, кто был воспитанником?
К сожалению, это задевает. Потребовалось 120 лет, чтобы увидеть нечто подобное, и это печально, но это тенденция в современном футболе, и не только в Мадриде. Мне это не нравится, я бы хотел видеть больше испанцев в команде, но как есть. В кантере есть ребята, которые этого достойны и выступали, когда у них были возможности, на них можно и нужно рассчитывать. Я надеюсь, что «Мадрид» снова сделает ставку на испанцев, но понимаю, что становится все труднее.
Вы уже говорили о требованиях «Бернабеу», у Мичела, и у вас были отношения любви-ненависти с трибунами.
Да, я интроверт, а он экстраверт [смеется]. В моем случае причиной была моя игра, я отдавал рискованные передачи, и продолжал даже в случае неудачи, что нервировало публику. Но я воспринял это как нечто положительное: если они разозлились, когда я сыграл плохо, то это потому, что они верили, что у меня есть качества, чтобы всегда играть хорошо. В конце концов я использовал это для мотивации: «Ты мне свистишь? Черт возьми, я заставлю тебя аплодировать мне». Переломить ситуацию на «Бернабеу» было просто замечательно.
Что изменил в Вас год Тошака?
Он попросил меня меньше беспокоиться о защите и свободно идти вперед. Это была единственная разница. Когда я начал забивать больше голов, люди стали говорить, что я стал еще лучшим футболистом, но это ложь. То же самое, но с меньшим количеством обязательств.
Почему не продлили с Вами контракт? Кто же покидает Мадрид сразу после его посвящения в сан?
Я знаю, что произошло, но я до сих пор не понимаю, почему это произошло. Я никогда не должен был уходить из Мадрида, это не имело смысла. Мальчик из кантеры, в расцвете сил… Все это было очень странно. Это было не из-за денег, а потому, что они не ценили меня лично, и они очень ясно дали мне это на встрече с президентом. Все уже было оговорено, Мендоса на минуту ушел, а когда вернулся, сказал нам забыть то, о чем мы договорились, предложил другие условия похуже и сказал несколько слов, которые до сих пор задевают меня: «Это то, что есть, и, если не нравится, вот дверь; можешь идти». Было очень тяжело видеть, что клуб, в котором ты вырос, не ценит тебя и ставит тебе ультиматум, за несколько месяцев до переговоров о контракте. Больше они со мной не разговаривали. Собственно, меня выгнали. Это был ужасный удар, я не мог себе этого объяснить. Я до сих пор не могу это объяснить.
Во втором сезоне вы выбили «Реал Мадрид» из Кубка УЕФА.
Такова жизнь. Это воссоединение было очень тяжелым, особенно игра на «Бернабеу». Я бы сказал, что меня больше всего освистывали, преследовали и оскорбляли на «Бернабеу». Тот день был невероятным, мне все потом рассказали. Если есть шумомер, он бы сломался. Это было очень болезненное чувство, но оно также сделало меня зрелым.
Вы вернетесь в Реал Мадрид через два года, хотя все уже будет не так.
Это было провалом, потому что самый радикальный сектор болельщиков не любил меня, и у меня были стычки с ними после тренировок или после матчей, мне даже поступали телефонные звонки с угрозами, но воссоединение с моими товарищами по команде было фантастическим. Когда я приехал, в Мадриде произошла очень странная вещь: несколько месяцев не было побед на выезде, но я дебютировал в Логроньо, забил, и мы выиграли 1:3. Мой сезон был хорошим, хотя, к сожалению, у меня начались проблемы с травмами, и это была вторая Ла Лига, которую мы проиграли на Тенерифе и все сейчас говорят об этом. Но кто говорит о том, что произошло перед матчем.
Что произошло?
Мы всегда летели на острова регулярным рейсом, но за три дня до этого мы играли в полуфинале Кубка на «Камп Ноу», что было ужасно, потому что мы играли екстра-таймы и долгое время играли в десятером. Клуб, со всеми своими благими намерениями, решил арендовать два небольших самолета, чтобы облегчить поездку на Тенерифе, но в самолете, на котором я не летел, сломался кондиционер в середине полета, и он должен был вернуться в Барахас и в итоге мы уже прибыли в отель рано утром. Всё это в официальных костюмах в середине июня. Маноло Санчис сказал мне, что все они похудели на три-четыре килограмма, и на следующий день за это расплатились. Это не вдаваясь в арбитражные мелочи.
Два года спустя вы действительно выиграли Ла Лигу.
С Хорхе (прим. – Вальдано). Это был очень хороший сезон, хотя я потерял место в составе, потому что там был Лаудруп, появился Рауль, а Амависка провел невероятный сезон. Я принял это, таков футбол. Мы играли очень хорошо, и я думал о продлении, но опять не было возможности, и я оказался в Депортиво.
Как Мадрид мог так дважды ошибиться?
Вот что мне интересно. Второй этап не был таким красивым, к сожалению. В те годы случилось то, чего в Мадриде никогда не было: не было денег и даже были задержки с выплатами. Мне нужно было продлевать контракт, и я через своего представителя, сказал, что был готов сократить контракт на 50%, но они сказали, что этого недостаточно, поэтому я перешел в Депор. Во второй раз они даже не сели поговорить со мной. Кроме того, они еще были должны мне за полгода и пытались дать мне векселя. Я отказался, обсудил это в прессе, и только тогда мне заплатили. Удивительно, что я дважды уходил из клуба по-плохому, но я всегда говорю, что дело не в сущности клуба, а в людях. Мне не повезло с ними. Что меня больше всего ранит, так это то, что такие вещи всегда делают происходят с теми, кто пришел из кантеры.
Твои последние годы уже были не так хороши.
Нет. Как только я прибыл в Ла-Корунью, я травмировал колено, и я никогда больше не был прежним. Затем я был в Мексике [Селайя] и Германии [Карлсруэ], но все пошло не так, и я вернулся в Мадрид. Я тренировался с «Хетафе» и, хотя у меня были предложения из Аргентины, Бразилии и Аравии, я решил уйти в отставку, потому что на самом деле продолжать в том же духе не имело смысла.
Мы еще не говорили о сборной. Вы сыграли 38 матчей. Не мало ли?
Их маловато, да. Я дебютировал в 1987 году и сыграл последний в 1993 году. Несколько лет, такова реальность. Обидно до чертиков, что не прошли квалификацию на Евро-92, у нас была хорошая команда, и тут приезжает Клементе, звонит мне и говорит, что рассчитывает на меня. Я играю с ним две или три матча, у меня легкая травма, и он больше не звонит мне. Не знаю почему, думаю, что в это время он стал брать других, те его убедили и я его уже не устраивал. Так бывает, и я не держу зла. Это вполне законно, хотя я бы с удовольствием продолжил выступать за сборную. Нет ничего лучше.
Есть ли у вас горько-сладкое чувство от вашей карьеры?
И да, и нет. У меня была очень хорошая карьера, я играл за «Мадрид», у меня был фантастический опыт в других странах, я играл на чемпионатах мира и Европы… Как я могу не гордиться? Но, с другой стороны, я думаю, что если бы не некоторые обстоятельства, то было бы намного больше, что настоящий Мартин Васкес – это тот, который играл в последнем сезоне моего первого этапа в Мадриде, и его почти не было видно. Меня преследовали травмы и потому не хватало стабильности.
Как вы думаете, что было бы, если бы вы не ушли из Мадрида?
Нет. Очень легко поддаться этому и представить разные версии своего прошлого, но жизнь такова, какой она представляется, и я принимал свои решения в соответствии с обстоятельствами того момента. Я думаю, что все было правильно, и я ни о чем не жалею.
Интервьюер: Иньяко Диас-Герра
В качестве бонуса – попался на глаза репортаж 1992 года о Рафаэле Мартине Васкесе, самого Хорхе Вальдано. Да, без него мало какой материал обходится нынче на сайте). Вальдано анализируя еще тогда говорит: “Лучший в Пятерке. Принимает, контролирует мяч и отдает пас, как бразилец. Интенсивность и умение разрывать оборону соперника, как у аргентинца. С видением поля, техникой длинного паса, как у немца. Бьет издали с точностью и силой англичанина. А отдача, посвящение и умение жертвовать собой у него, как у испанца”.
Еще очень забавно слушать Вальдано тех лет, потому что его скорость речи для современного человека чрезмерно медленная. Будто это курсы изучения испанского языка
